| En | |
|
 |
|
|
Никита Алексеев «Июньская живопись»
«Короткое русское лето уже кончается. Возможно, еще случится жара, но все равно скоро мороз. Самое время отчитаться о чудесных июньских днях, проведенных на «творческой даче», в Gridchinhall. Я неделю записывал, что мне снилось в Подмосковье, что я видел, а также что слышал, работая днем, по радио, говорившем из Москвы. Красил краской по холсту, а вечером записывал впечатления от уходящих суток. Итак: 17 июня (греки) Проснулся, когда вставало солнце; заорал петух, перед его криком я видел сон про большую подушку в красной ситцевой наволочке и про то, как каким-то малознакомым людям объяснял, что не могу учить их ребенка рисованию, так как сам плохо умею рисовать. По радио весь день про то, что русские футболисты проиграли грекам. Мне совершенно все равно. Но хорошо, что после этого русские и греческие православные фанаты не начистили друг другу рожи, как это сделали на мосту через Вислу православные и католики. А вторая тема – насчет выборов в Греции, неминуемого краха афинской демократии и вслед евро и всего Евросоюза. Можно подумать, что беда с евро это главнейшая проблема человечества… Сейчас не умрет. В будущем – возможно, и это очень жалко. Опять будем колоть камни и швыряться ими друг в друга. День – чудесный, голубой и воздушный, как в Халкидики. Воздух звенит, под вечер трескуче залопотали скворцы/ да лениво лает на заходящее солнце собака где-то вдали.
Вчера на закате где-то в Барвихе устроили салют. Вот дураки! Их петарды выглядели совершенно нелепо в светлом вечернем небе, а к тому же портили мягкие изгибы горизонта. Проснулся сразу же после рассвета, запомнив глупый и страшный сон: я с коллегами на какой-то выставке в чужом городе, все возвращаются домой, а у меня ни денег, ни документов. Небо было перламутровое, резко чернел лес вдали; луга почти слепили своей ярчайшей зеленью. Потом переливчатая дымка рассеялась, и по небу плыли пышные белые дворцы, тянулись на восток, а потом солнце покатилось вниз в яркой и пустой голубизне. По радио всё про Бастрыкина, журналиста Соловьева и про две сотни следователей, ищущих врагов России, тех, что на Болотной мешали всенародному счастью. Вот дураки, еще хуже тех, из Барвихи, устроивших фейерверк до наступления темноты. Сергей и Светлана улетели в Неаполь. Я остался один в доме, присматривать за тремя канарейками, дюжиной куриц, похожих не то на зайцев, не то на тетеревов, и за вислоухим шотландским котом.
Проснулся очень рано от пения желто-серенькой канарейки. Это было странно: вместо будильника зазвучали радостные переливы, которые издавало это безмозглое, но милое существо. Спасибо канарейке, что прервала дурацкий сон. Мне отказывали в заказе на иллюстрирование книги пьес Мишеля де Гельдероде, которую я уже иллюстрировал лет тридцать назад. Почему мне третью ночь снятся сны, как-то связанные с искусством и с ремеслом художника? Я ведь не Юра Альберт, отличный художник, написавший целую книгу про свои сны насчет искусства; я об искусстве, конечно, думаю нередко, но сны про него раньше мне почти не снились. Небо утром было бледно-зеленоватое, какое часто бывает весной на севере Италии, но в Подмосковье этот свет и цвет меня удивили. В середине дня наползли тяжелые тучи, казалось, будет гроза, но нет: снова разлился этот свет-цвет, который, будто пьешь. Которым будто дышишь. По радио была дискуссия: здешняя власть бьется в истерике, или глумится над нами? Евгения Альбац настаивала, что власть – в истерике. А по-моему, истерика и глумление это два крыла безобразия, как в «Братьях Карамазовых». Под вечер ходил к реке, но спуститься к ней не отважился. Тропинка – не для меня, к сожалению. Очень крутая, с промоинами. А наверх потом как карабкаться? Зато посмотрел на широкую долину Истры, обрадовался стрекозам с лазурно-черными крыльями, зачем-то залетевшими из влажных сумерек берега на залитый солнцем сухой холм.
Утром было не то, что пасмурно, но небо – подернуто зыбкой белесоватой дымкой. Да и трава, такая веселая в предыдущие дни, казалась затосковавшей. Но часа через два дымка улетучилась, по небу пролетели высокие облака, и до заката оно оставалось солнечно-голубым. А что снилось? Улетучилось, как эта дымка. «Pussy Riot», как и следовало ожидать, продлили до августа сидение под следствием в тюрьме. Отвратительно. Потом почти наверняка и посадят этих трех женщин на несколько лет. Ну а спикер Госдумы сообщил, что в ближайшее время должнв быть разработана национальная идея России, а также принят новый закон о культуре. Разработают. Примут. Идиоты. В странном месте я оказался! Почти все эти уродливые хоромы, понастроенные здесь, вечером темные. В них никто не живет. А тут же – реликтовые покосившиеся деревянные домишки, выкрашенные наивной салатовой краской, с белыми резными наличниками. И борются с сорняками на картофельных делянках пожилые женщины: согнувшись, тяпают тяпками. Правда, одеты они уже не в выцветшие байковые халаты, они не в галошах на босу ногу. Вид у них такой же, как у горожанок. Но зачем им столько картошки, они ей торгуют? Наверно. Вот и национальная идея, другая им не нужна. Солнце медленно опускается вниз, за овраг, за речку Истру. И слепит, будто я сижу на балкончике маленькой гостиницы в Чефалу, нависшей над морем, и смотрю, как солнце погружается в сверкающую воду между Липари и Стромболи.
Дожил. Приснился Юра Альберт. Говорили ли мы с ним об искусстве, не помню, но вполне вероятно. Весь день сегодня – будто не Подмосковье, а берег Средиземного моря. Небо сияет голубизной, в нем высоко-высоко почти неподвижные редкие облачка. Жарко. Пока работал, по радио бесконечная муть, не сочетающаяся с небесным сиянием этого дня. После работы пошел посмотреть на болото, которое так хвалил Сергей. Километра полтора шел по скучной дороге поперек заросших кустами полей, палило солнце; полюбовался из-за густо-зеленого высокого забора на невменяемые недостроенные дома, стоящие посреди пустого кочкастого пространства. Один размером чуть не с дом Пашкова, но нарисован так, как, по-моему, нарисовать вообще невозможно. И это не как у Гоголя в «Мертвых душах», где дома это портреты его героев-бесов. Нет, это что-то вовсе безвидное. Но рядом нечто еще более дикое, выглядящее как исполинская оркестровая «ракушка» в парке сталинских времен, но снабженное выступами, похожими на акульи плавники, и крытое каким-то гнусным сизо-серым морщинистым материалом. В лесу было хорошо, сумрачно, прохладно и пахуче, как во времена моего дачного детства. Да я ведь уже лет двадцать и не был в подмосковном лесу… Лес – сырой, с черничником и множеством упавших деревьев. В стороне от глинистой дороги с глубокими колеями – кто-то почему-то строит домишко из бруса; рядом с ним обедали, сидя на корточках, рабочие-таджики. Вышел к болоту. Жалко, тропинки к острову в его середине были затоплены, торфяная жижа выше колена, и идти по ним я не решился. Но и с берега видно, что чудное место. Жужжали комары, зависали над осокой и камышом стрекозы. Волшебно пахло нагретой на солнце болотной растительностью, сквозь кроны падали дрожащие пятна горячего света.
Сегодня странный день. Серо-желтая канарейка раньше пела примерно раз в полчаса. А тут сразу как рассвело, заливается почти беспрерывно. Поет она, конечно, красиво, но ее рулады – тот же будильник. Так что спал урывками. И снилась какая-то окрошка из странных пейзажей, невыполненных обещаний, потерянных ключей, необходимости куда-то ехать и невозможности это сделать. Сегодня на ночь выставлю канарейку на первый этаж, к двери. Пусть поет там. И погода весь день странная. Небо не такое ярко-летнее, как вчера, а будто в солнечный зимний день: подернутое зыбко вибрирующей светящейся мглой. И очень жарко. Казалось, соберется гроза, но ничего не случилось. Потом закончились сигареты, поплелся по жаре в ближайший магазин, тот, что возле церкви и памятника героям войны; заодно решил купить вина. Все вино было либо полусладкое, либо полусухое, но в конце концов нашел бутылку сухого из Южной Африки. Название, впрочем, сомнительное: «African Passion». Вернулся, стоял у мольберта, красил. Работать было трудно. Хотя прямое солнце в мастерскую не попадало, помещение было залито слишком ярким светом и отличить «церулеум» от «небесно-голубой» на белом листе, служившем палитрой, оказывалось проблемой. Но вроде бы с картинкой справился, более или менее. А тут еще бубнило радио. Почему я его не выключил? Наверно, потому, что без идиотских и противных историй, которые рассказывают по радио, мне парадоксальным образом было бы труднее находиться и работать в этом оглушительном свете.
Канарейку-будильник я выставил к входной двери, не просыпаясь, проспал до девяти. Перед тем, как проснуться, увидел сон про молодого чиновника среднего уровня: весь аккуратненький, при кожаном портфеле, в темно-сером костюме и бледно-голубой рубашке, но с двумя травянисто-зелеными галстуками, повязанными один поверх другого и перекрещенными, как стихарь у дьякона. Я пытался ему объяснить, что он выглядит странно, он отвечал: «так надо». Почему мне такое снится? Может быть, потому, что шесть дней делал картины, где много зеленого, и на них сходятся две темно-зеленые полосы? А по радио отличная история. На открытии этого петербургского экономического форума, так любимого Путиным, гостей встречали дети, покрашенные золотой краской, изображающие всякие аллегории. Впору вспомнить не только Леонардо да Винчи, но и императора Тиберия и его забавы с детишками. И изумительно, что именно питерские власти первые придумали дикий закон о педофилии и гомосексуализме. Сегодня первый за неделю образцово-подмосковный день. Солнце то жарко светит, то прячется за низко тянущимися облаками. Возможно, к ночи и дождь соберется; может, и нет. И пахнет как в детстве на даче. Свежей травой, землей и пылью, жасмином и чем-то прелым, лесным, напоминающим о том, как коротко здешнее лето. Скоро снова зима. И даже огороды возле уцелевших от старой деревни домишек такие же, как в детстве. Там грядки с огурцами, редиской, иногда – помидоры, иногда – капуста, грядки с клубникой, луком, свеклой и уже желтеющими перьями чеснока. И конечно же – грядки с этим трогательным низкорослым горьковатым салатом, какой я видел только в России. Все исчезает, все такое же, как всегда. Во всяком случае, надеюсь, на протяжение моей жизни». Никита Алексеев Июнь, 2012 г Гридчинхолл
|
Присоединяйтесь и следите за нашими новостями!
|
|
 Разработка и поддержка сайта |
|
