| En | |
|
 |
|
|
02 июня 2016 Двадцать восьмого мая в подмосковном Гридчинхолле открылась выставка Олега Маслова «Эхинацеи и цинии». Петербургская легенда, вместе с Тимуром Новиковым бывший одним из основателей Новой академии изящных искусств, Маслов представил абсолютно новую цветочную серию, которая и вынесена в название, а также восемь масштабных полотен 1993 года из серии «Голубая лагуна». Накануне выставки ARTANDHOUSES встретился с основателем Гридчинхолла Сергеем Гридчиным и расспросил его о прагматичной составляющей арт-процесса, важности арт-резиденций и коллекционерах-инвесторах. Давайте для начала разберемся с терминологией: Гридчинхолл — это что? Выставочный зал, арт-резиденция, галерея? Это лаборатория. Во-первых, я там живу в соседнем доме вместе с семьей. Во-вторых, он был и остается лабораторией, потому что ни одно из направлений правильным образом существовать и системно работать пока не может. 
Почему? Я знаю, как работают другие резиденции, и мне бы хотелось, чтобы наша работала так же. Арт-резиденция — это не приют для бедных художников, у нее есть несколько функций. Самая простая — подготовка выставки, когда художник здесь и живет, и работает. Например, в 2010 году у нас была выставка художника и скульптора Дмитрия Каварги. Пока ее готовили, он с женой жил здесь месяца два и делал огромную инсталляцию внутри выставочного зала, которую никак по-другому сделать было в принципе невозможно. 
Второй возможный вариант — использовать резиденцию для знакомства с молодым художником, у которого есть потенциал и есть идеи, которые могут быть реализованы или не реализованы, что тоже нормально. Третья функция, которая мне наиболее близка, — это инструмент горизонтального взаимодействия с внешним миром. Представьте себе, что вы профессионально занимаетесь искусством, вы можете быть художником, коллекционером, куратором — кем угодно. И вот вы приезжаете в Англию, Италию, Албанию или куда хотите в качестве туриста, и у вас складывается некая картина. Но если вы приезжаете в арт-резиденцию — они, кстати, очень разные бывают даже по степени благоустройства, и есть совершенно шикарные, — вы попадаете в совсем другую среду, в эпицентр. И вместо того, чтобы ходить по улицам и гадать, что же здесь происходит, вы сразу знакомитесь с художниками, кураторами, галеристами, обзаводитесь правильными контактами и экономите время. То, на что турист потратил бы год, в резиденции можно получить за две-три недели. 
Так работают западные резиденции, или и наши тоже? Это работает в обе стороны — и для наших художников, которые ездят по западным арт-резиденциям, и для зарубежных у нас. Для любого западного человека Россия — большое белое пятно и в области арта тоже. Я жил несколько месяцев в Нью-Йорке и наблюдал, как выглядит оттуда то, что происходит здесь у нас. Я вам скажу, выглядит совсем иначе, нежели нам кажется изнутри. Мы варимся в собственном соку, но во вне выходит мало информации, она разрозненна, не говоря о том, что вся она на русском языке, а для Запада это всё равно что на китайском. Если бы резиденция Гридчинхолла использовалась в таком качестве, это было бы полезно и для нашего искусства, и для зарубежного представления о нем. 
Как вы выбираете художников для арт-резиденции? Как я уже сказал, системы никакой нет. Может молодой художник написать вам, что вот есть идея, для реализации нужно то-то и то-то? Может, запросто. Но если таких художников будет в день двадцать человек, а в месяц шестьсот, я не смогу это переварить. Для этого нужна система — люди, понятные правила, опен-коллы и так далее. По-хорошему, так и должно быть, но на сегодняшний день всё получается спонтанно. Я много читаю, смотрю по сторонам, кто-то обращается ко мне, когда-то я сам инициирую общение, если мне интересен художник и то, что он делает. Например, Андрея Люблинского с его красными человечками я увидел в ЖЖ и пригласил к себе. Примерно так же у нас появился Олег Хвостов и жил здесь больше года. 
С резиденцией понятно, а как функционирует галерея? Поначалу, семь лет назад, я вообще не хотел делать галерею, да и сейчас не могу сказать, что жажду пробивать лбом стену — построить арт-бизнес я не могу, да и никто в одиночку не может. Локальное явление у нас сделать можно, а выстроить систему — нет, для этого нужны усилия всех участников рынка. Так что я бы говорил не о галерее, а о галерейной функции. 
Почему речь идет о бизнесе как об инструменте развития — я не вижу других альтернатив. На Западе огромная часть художественных процессов происходит в некоммерческой сфере. Но чтобы некоммерческая сфера существовала, нужны ресурсы. Возьмите начальный уровень карьеры художников, вчерашних студентов, — при определенной прыти они имеют возможность пользоваться резиденциями, получать гранты, которых там много. У нас такой системы нет, и пока она не сложилась, некоммерческой деятельностью можно заниматься только за свой счет, в данном случае — за мой. Никто меня не заставляет, конечно, но всё-таки если мы работаем в интересах общества, то хотелось бы что-нибудь хоть в каком-то виде от него получить. Если обществу это не нужно, остается честная практика — коммерческая галерея. Это не от жадности, а от прагматизма. 
Но галерея успешна, продажи идут? В общем, да. Это не те масштабы, которые могли бы быть в России, но всё же рынок не совсем скончался. Хотя смотря с чем сравнивать. Вряд ли стоит сравнивать с Гагосяном и Джеем Джоплингом… Да, но я-то всё равно сравниваю с ними. 
Кто ваши основные покупатели? Друзья-соседи? Отнюдь. Не друзья детства и не друзья по бизнесу, это абсолютно новые люди — успешные, продвинутые, интересующиеся. Мало их, но, с другой стороны, их вообще в природе немного. С вашей точки зрения, можно ли рассматривать современное искусство как инвестицию? Любой коллекционер — на самом деле инвестор. Тот, кто тащит в дом красивую картинку, вешает на стену и радуется, — это не коллекционер, это бюргер. «Осмысленный» коллекционер всегда думает: то ли я покупаю, за те ли деньги, что с этим художником будет завтра, а что через десять лет? Он рассуждает как инвестор. Я думаю, на сегодняшний день таких 90% и это правильный подход. Известная практика на Западе, когда вокруг художника собирается некий круг поддержки. На ранней стадии, покупая его работы, они фактически инвестируют в бренд. А дальше, если эти деньги пошли на развитие бренда, инвесторы потратили деньги не впустую. А если они получены художником и отнесены в магазин — плохие инвестиции. Чаще всего так и происходит, кстати. 
Гридчинхолл существует с 2009 года. Насколько изменились ваши представления о его функциях и вообще о процессе, были ли разочарования? У меня не было иллюзий, поэтому нет и разочарований. Я изначально не открывал Гридчинхолл как коммерческое предприятие. В таком случае я бы его давно закрыл, потому что с точки зрения бизнеса это не самая интересная сфера на сегодняшний день. Но, кстати, одна из самых перспективных. 
Вы серьезно? Ну а почему нет? Если бизнес всерьез не развит, значит у него есть потенциал. Если в соседних странах этот бизнес есть, а у нас его нет, это о чем говорит? Всё плохо, но зато какие возможности! Перспективы точно есть, другой вопрос — сценарий их реализации и сроки. На мой взгляд, этой сфере не хватает нормального делового подхода и ресурсов. Наши художники точно ничем не хуже западных. Возможно, есть проблемы в образовании, кругозоре, языке, но глобально — не хуже. Реализовать свои амбиции здесь, конечно, проще — на пустом рынке любое мало-мальски заметное явление делается малой кровью. В России можно войти в десятку или двадцатку известных и перспективных художников за пару лет, что в той же Америке недостижимо. 
У вас есть основной бизнес, помимо Гридчинхолла? Нет. А когда он был, вы чем занимались? Последнее, чем я занимался, был ретейл, управление торговлей. Компания до сих пор существует, но с середины 2000-х я не имею к ней отношения — это магазины «Фамилия». Когда-то я это придумал, и это интересно с точки зрения бизнеса, но мне лично не интересно этим заниматься. Я предпочитаю что-то, связанное с креативной сферой. Арт-бизнес ведь многолик. Купил-продал — это очень примитивный взгляд. Арт пересекается с шоу-бизнесом — похожие модели. Мне интересно продюсирование художников или проектов, и я смотрю сейчас в эту сторону. Как человек из ритейла, я понимаю, что любому бренду нужна аудитория. Если она есть, что-то да получится. Если ее вообще нет — ничего не будет. В арт-бизнесе тот же механизм. Коммерческие продажи, гранты, музейные выставки — они будут только в том случае, если тебя будут приглашать, но для начала — знать. 
Как вы пришли к современному искусству и строительству Гридчинхолла? Интерес к искусству появился в 1984 году, можно сказать, благодаря счастливому стечению обстоятельств. Потом я учился в Строгановке по специальности «художник по металлу, ювелир». Что-то делаете сейчас в этой области? Нет. Вокруг меня много талантливых людей, и, когда я вижу, что они делают, как мыслят, я не хочу проигрывать на старте. Недостаток амбиций или правильной наглости, если хотите. 
Вернемся к Гридчинхоллу… Когда я уже забросил бизнес, я искал сферу, в которой мне интересно что-то делать. В то время я уже собирал современное искусство, и в какой-то момент неизбежно возник вопрос, что делать с этим дальше, поскольку складировать некуда, да и незачем. Я понял, что хочу заниматься искусством более осмысленно и в другом качестве — влиять на процесс. Чтобы на него хоть как-то повлиять, его надо изучить. Самый простой способ изучить — в него окунуться. Для того чтобы это не был однозначно провальный шаг, невозможно было делать это на арендованных площадях в Москве — вот это были бы стопроцентно выброшенные деньги. Кроме того, хотя я коренной москвич, я не хочу жить в Москве, мне комфортно за городом. Если собрать всё воедино, получается, что это чистой воды эксперимент на собственной территории вне Москвы — так всё родилось и существует. Мне нравится формат — такая модель позволяет относительно безболезненно экспериментировать. 
Вы активно пополняете коллекцию? Она пополняется независимо от моего желания. Изначально я скорее покупал, чем собирал — я просто с этим жил, окружал себя работами Гутова, Шорина, Кошлякова, Виноградова с Дубосарским, Алексеева, Шелковского, Сокола и других. То, что сложилось тогда, я не хочу называть коллекцией, но это часть моей жизни. Всё же правильней, когда коллекция собирается по какому-то принципу. В последние семь лет она пополняется произведениями тех авторов, с которыми я работаю в Гридчинхолле, и в этом уже есть логика. Сделали проект — что-то осталось, иногда мы покупаем, иногда художники компенсируют частично наши затраты. 
Семья вас поддерживает? Мы с женой познакомились на этой почве, поэтому, конечно, поддерживает. Иногда я представляю себе, что вдруг всё исчезло — нет у нас художников, круга общения, который с этим так или иначе связан, нет выставок. Жить так, конечно, можно, но скука смертная. Искусство интересно тем, что это сфера многоликая, пластичная. На территории искусства ты можешь реализовать себя в любых формах — как художник, коллекционер, продюсер, галерист, просветитель. Вариантов миллион, рамок никто не ставит, что придумаешь — то твое. Не знаю другой области, где бы это было в принципе возможно.
|
Присоединяйтесь и следите за нашими новостями!
|
|
 Разработка и поддержка сайта |
|
